Наталия ШМУРГУН
Его «термоядерная» индивидуальность сразу бросалась в глаза и буквально сбивала с ног. Для меня, бесконечно восхищавшейся его талантом, он был той же человеческой породы, что и Параджанов, Дали, Хармс… Судьба так и не свела нас с MВ лично, но дала мне возможность в последний месяц жизни художника максимально приблизиться к его уникальному творчеству. Сегодня 40 дней, как мы говорим о нем в прошедшем времени.
Мариока
Наше интервью с Марком Верланом должно было состояться 4 января. В преддверии этой даты в Бухаресте открылась его персональная виртуальная выставка, к которой я имела отношение. Готовя экспозицию и работая с «верлановским материалом», столь завораживающим и ярким, я зарядилась таким творческим адреналином, что с нетерпением ждала нашей встречи.
Но 1 января пришло известие, которое ошеломило и не укладывалось в голове — безнадежного жизнелюба, называвшего себя Мариока сын Дождя, больше нет.
В тот момент невозможно было представить, что мы больше никогда не увидим улыбчивого — душа нараспашку Марка гуляющим по Кишиневу, в очередном сногсшибательном, придуманном им головном уборе, с выглядывающими из кармана куртки кисточками, останавливающимся у каждой бездомной собаки.
Верлан был неотъемлемым «пазлом» Кишинева, частью его культурного кода, его современной истории.
До конца непонятно, что послужило причиной трагического ухода художника, но 2020-й с его сбившимся ритмом и низким интенсивом жизни действительно мало «конектился» с огромной солнечной системой под названием «Марк Верлан».
Он относился к тому калибру творцов, значение которых оценить при жизни были не в состоянии, и только сейчас все начинают понемногу осознавать масштаб его уникальной личности. Это происходит, когда «по-новому» вглядываешься в верлановские картины и инсталляции, когда заново перечитываешь и пересматриваешь его интервью. Он был искренним и по-детски непосредственным в каждом из них, в каждом размышляя о жизни и смерти.
«Наверное, один из важнейших моментов бытия — это внутреннее состояние силы духа, некий жизненный стержень, который либо есть, либо которого нет. А физическое тело — всего лишь «рубашка», которую поносил и выбросил. Очень жаль, что современные и вроде образованные люди так привязаны к материальному: даже после ухода они хоронят себя, шикарно оформляя собственную смерть».
«Развлечения и удовольствия не меняются. В детстве одни игрушки, вырос — те же, только другого размера и другой цены. А история та же: у кого круче машинка, майка поярче. Все для подтверждения своей значимости. От начала и до самого надгробия. К кладбищам у меня вообще отдельное отношение. Не должно их быть!».
Верлана похоронили на «звездном» Армянском кладбище. Наверное, при всем его неприятии пышного обрамления смерти, это была та малость, которой его близкие и друзья могли выразить признательность его таланту. Последним аккордом яркого пребывания художника на этой земле стал выпущенный ими залп из «шампаномета» — арт-диковинки, придуманной когда-то кишиневским «королем перформансов» Мариокой.
«Композиция номер 25»
Таких «уникалок», пусть и не до конца реализованных, в творческом арсенале Верлана было великое множество. Ведь настоящий художник — это не просто профессия, это образ мышления.
«Быть художником — это большая ответственность и честь перед космосом. Люди, занимающиеся творчеством, находятся на ступеньку выше в космическом плане. Если думаешь о хорошем, и душа настроена на тонкие вибрации, мир открывается тебе».
Примечательно, что, работая в области contemporary art, и произведя фурор в 2011 году на Венецианском биеннале, Марк Верлан очень любил творчество импрессионистов, а к современному искусству относился настороженно, считая, что зачастую его используют те, кого бог обделил талантом.
«Все эти современные художественные акции вроде перформансов — полная фигня. Ну, один раз еще можно приколоться — поехать на природу, отдохнуть и от нечего делать испражниться на стену, обозвав все это дело каким-нибудь мудреным названием вроде «Композиция номер 25». Но когда собирается толпа людей и с умным видом начинает обсуждать «концепции» подобных безобразий — это уже явный перебор. Я бывал за границей, участвовал в разных выставках, акциях, круглых столах и все слушал-слушал, изо всех сил пытался разобраться, но так ничего и не понял.… Впрочем, нет, кое-что я все-таки понял. Многие люди, называющие себя художниками, используют современное искусство, чтобы прикрыть собственную ущербность».
Сам Верлан ухитрялся в любой ерунде увидеть что-то интересное и самобытное, был непревзойденным мастером переворачивать реальность, глядя на нее под собственным, нестандартным углом. Неизвестно, из каких родовых глубин ему достались эти уникальные гены (Марк вырос в обычной, далекой от искусства советской семье: мама — повар, папа — юрист). Но уже в первом классе он рисовал везде — на партах, учебниках, тетрадных полях. В десять лет поступил в Художественную школу. А вот в кишиневское училище имени Репина попал не с первого раза. Директор училища посчитал, что молодой человек мыслит чересчур «неформатно». Студентом училища Верлан стал только после службы в армии.
«Когда-то во время учебы я ходил с альбомчиком, в котором делал какие-то зарисовки и наброски, и по наивности показал их директору училища. В результате он заявил, что я либо наркоман, либо сумасшедший, либо — два в одном, что обязательно требует проверки. Меня отправляли в Костюжены, где мои рисунки в большом кабинете за круглым столом рассматривали серьезные дяди в количестве человек десяти. С умными лицами они задавали вопросы: что значит это изображение, что значит то? Было страшновато. Я, как мог, объяснялся. В итоге сошлись на том, что у меня переутомление коры головного мозга».
Художник всегда опережает свое время и поэтому платит за это непониманием, а, порой, и гонениями. Подозреваю, что были они и в жизни Марка Верлана, которые «провоцировали» и его бытовую неустроенность, и периоды затворничествa, и отсутствие вдохновения, когда кисти «отдыхали» и ждали своего часа.
Перечитывая его интервью, замечаю, что во многих из них журналисты любили допытываться, что Марк имел в виду при написании той или иной картины, какой смысл в них вкладывал и какую идею. А он отвечал так, как это делал когда-то великий Винсент Ван Гог: «Когда я пишу, я ни о чем не думаю».
«Иногда я впадаю в транс и начинаю писать картины. В этот момент происходит провал во времени, который длится полчаса, час и даже более. Когда прихожу в себя, абсолютно ничего не помню, как и что я рисовал, а картина уже написана».
«Идея взрывается в голове как вспышка, и я ее изображаю. Иногда я даже понятия не имею, откуда эти идеи берутся. А идей много, и наверное, потребуется несколько лет, чтобы их все реализовать».
«За Буонаротти!»
Марк не любил копировать реальность, ему претило работать на заказ и заниматься «изобразительным ремеслом». Творчество Верлана — это путеводитель по его подсознанию, это фантасмагорический сплав различных историй с погружением в многослойную метафизику, сюрреализм, черный юмор. «Я рисую свои эмоции, мысли и сны», — любил повторять художник.
«На многих моих работах можно увидеть затонувший корабль, ржавый кузов автомобиля, гниющего на свалке, отлетавшую авиатехнику. В этом есть некая магия — когда предметы суеты, некогда обладавшие мощью и силой, приходят к умиротворенному, статичному состоянию и уже никуда не спешат, выражая покой и гармонию. Интересно, что я все чаще замечаю людей, которые вот-вот зарастут травой. Бывает, наблюдаешь человека — он вроде живой и разговаривает. Но потом приглядываешься и обнаруживаешь, что на самом деле он мертвый, самый настоящий «живой труп», очень похожий на те, что я видел в анатомическом театре, когда учился».
Все работы Марка Верлана пропитаны любовью — будь то его удивительные парные портреты или картины, сатирически переосмыслявшие идеологизированную советскую повседневность, или «сновиденческие» пейзажи, с магией воды и завораживающим лунным светом.
Художник в них закладывал не только сюжет, форму и образ, но и душу.
Кто-то из великих сказал: «Нет более мучительного счастья, чем посвятить себя искусству». И в этом смысле Марк Верлан был абсолютно счастлив и мечтал дожить до 100 лет.
«Вы знаете, что случится в 2063 году? Будет 100-летие со дня моего рождения. Обещаю грандиозное мероприятие, на которое всех вас приглашаю. Будет вечеринка, будет много вина, девочки будут прыгать в бассейн. Вообще мое появление в обществе — это большой подарок человечеству, в том смысле, что этому человечеству крупно повезло со мной. На этой вечеринке я обязательно произнесу тост, который специально изобрел для многоязычных банкетов и прочих международных мероприятий. Этот тост все понимают и принимают. Все знают Микеланджело, но не каждый помнит его древнюю флорентийскую благородную фамилию. Итак, «за Буонаротти!»».
*В тексте использованы выдержки из интервью Марка Верлана журналистам Инне Желтовой и Сергею Замуруеву
Фото: Андрей Бенимецкий
Материал подготовлен в партнерстве с Arbor Institute for Culture.
